Часов в восемь вечера мне позвонили из больницы и сообщили, что доктор Гудиер уже там и просит меня сейчас же приехать.

Гудиер, маленький, полный и лысый человек с резкими манерами, заявил мне, что намерен оперировать немедленно.

Следующие три часа были долгими и страшными. Часов в десять пришел Джек. Мы молча сидели в приемной. Некоторое время спустя появился Мэтиссон с женой. Проходя мимо меня, миссис Мэттисон ободряюще дотронулась до моего плеча.

В двенадцать тридцать пять из операционной вышла медицинская сестра и кивком пригласила меня следовать за ней. Мы прошли в кабинет Вейнборга. Доктор Гудиер, выглядевший постаревшим и утомленным, сидел на краешке письменного стола и курил. Вейнборг стоял у окна.

– Ну-с, мистер Холлидей, – заговорил Гудиер, – операция прошла успешно. Теперь только бы избежать послеоперационных осложнений. Во всяком случае, могу сказать, что ваша жена будет жить.

Что-то в его тоне и во всей гнетущей атмосфере комнаты помешало мне выразить свою радость.

– Продолжайте.

Мой хриплый голос самому мне показался чужим.

– Будет жить, – тихо повторил Гудиер. – Но… но повреждение мозга оказалось слишком тяжелым. Сожалею, но ваша жена навсегда останется инвалидом. – Он помолчал. – В лучшем случае она сможет передвигаться в кресле-коляске. По всей вероятности, она с трудом сможет говорить, а память у нее будет нарушена.

Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах печаль и признание своего поражения.

– И вы считаете операцию успешной? – спросил я. – Она не сможет ходить, почти не сможет говорить, но сможет узнавать меня. Это и есть успех?

– Доктор Гудиер чудом спас ей жизнь, – проговорил Вейнборг.

– Жизнь?! Это вы называете жизнью? Не лучше ли ей было умереть?

Я выбежал из кабинета и быстро пошел по коридору.

Джек стоял у порога приемной. Он схватил меня за руку, но я вырвался и бросился в темноту, ничего не слыша и не замечая.

Все следующие три дня я жил в какой-то пустоте. Я сидел дома и ждал телефонного звонка.

Сарита все еще не приходила в себя и временами находилась на грани смерти.

Я был один в квартире, часами просиживал в кресле, почти ничего не ел и непрерывно курил. Иногда заглядывал Джек, но, побыв несколько минут, исчезал, чувствуя мое нежелание видеть людей. Никто мне не звонил, все знали, что я жду звонка из больницы.

На третьи сутки, часов в девять вечера, телефон наконец зазвонил. Я схватил трубку.

– Да?

– Мне с тобой нужно переговорить.

Это была Римма, я сразу узнал ее голос. Сердце у меня упало.

– Где ты?

– В баре гостиницы «Астер». Я жду. Когда ты сможешь приехать?

– Сейчас же. – Я положил трубку, тут же позвонил в больницу и сообщил дежурной сестре, что она сможет найти меня в баре отеля «Астер», если я понадоблюсь.

На улице моросил дождь.

Гостиница «Астер» считалась лучшей в нашем городе. Следовательно, Римма уже начала менять свой образ жизни, используя мои деньги. Я не сомневался, что она примчалась за очередным взносом. Она, конечно, догадывалась, что я прикован к месту, что меня в любую минуту могут вызвать в больницу, и потому решилась пойти на риск новой встречи.

Я вошел в бар «Астер», почти пустой в это время. У стойки сидело трое мужчин; они пили виски и вполголоса разговаривали между собой. За столиком в углу две женщины средних лет оживленно болтали за бокалами шампанского. В другом углу сидел молодой парень атлетического сложения, на нем был спортивный пиджак кремового цвета, красно-белое кашне, завязанное у горла большим узлом, узенькие брюки бутылочно-зеленого цвета и модные темно-коричневые ботинки. Он выглядел как внезапно разбогатевший шофер грузовой машины и явно чувствовал себя не в своей тарелке в этом роскошном помещении. В большой смуглой руке он держал стакан виски, а с его лица, еще тонкого, но уже отмеченного печатью грубой чувственности, не сходило выражение растерянности.

Я отвел от него взгляд и осмотрелся. Римма сидела в центре бара, в окружении незанятых столиков и стульев. Поверх зеленого платья она надела черный жакет, ее волосы были выкрашены в ультрамодный серо-соболиный цвет. Она выглядела как картинка и казалась холодной и твердой, словно отполированный гранит.

Несомненно, она не находила нужным экономить мои деньги.

Я подошел к Римме, придвинул к ее столику стул и сел. Сидевший в углу рослый тип в спортивном пиджаке чуть повернулся и уставился на меня. Я сразу сообразил, что это ее телохранитель.

– Привет, – проговорила Римма. Открыв сумочку из крокодиловой кожи, она вынула мое письмо и небрежно бросила на столик. – Это еще что такое?

Я скомкал письмо и сунул в карман.

– Ты получила первые десять тысяч. Пока с тебя довольно, некоторое время я не смогу давать тебе ни цента. Деньги нужны на лечение жены.

Римма достала из сумочки плоский золотой портсигар, взяла из него сигарету и щелкнула золотой зажигалкой «Данхилл».

– Похоже, ты совсем забыл наш последний разговор. Насколько я понимаю, ты хочешь быть поближе к жене и тебе вовсе не улыбается мысль оказаться в тюрьме. А ведь придется.

– Пойми, сейчас мне нужен буквально каждый доллар. Ты что-нибудь получишь от меня в конце месяца.

Римма рассмеялась.

– Не слишком умно придумано, Джефф. Ты дашь мне чек на десять тысяч сейчас же, а первого числа следующего месяца еще на тридцать тысяч. Вот мои условия.

Я уставился на Римму. Должно быть, мой взгляд был красноречивее всяких слов, потому что она вдруг хихикнула.

– Знаю, знаю! Ты бы хотел убить меня, не так ли? Но оставь это. Не такая уж я дурочка. Взгляни: видишь того разодетого здоровенного детину? Влюблен в меня, не задает никаких вопросов и выполняет любое мое желание. Глуп и слеп, но силен, как бык, ох, силен! Не отходит от меня ни на шаг и расправится с тобой одним мизинцем. Нет, убить ты меня не убьешь, даже если и отыщешь. Да ты и не отыщешь. Так что выбрось это из головы.

– Ты просто не хочешь войти в мое положение. – Я старался говорить хладнокровно. – Моя жена попала в серьезную аварию и находится в очень тяжелом состоянии. Мне предстоит масса непредвиденных расходов, и я прошу у тебя лишь отсрочки. Сейчас я не могу дать тебе денег, иначе мне нечем будет оплачивать счета врачей.

– Не можешь? – Римма откинулась на стуле и подняла брови. – Ну что ж, тогда пойдем в полицию.

Всматриваясь в искаженное злобой лицо Риммы, я понял, что она не задумываясь осуществит свою угрозу и самое большее через несколько часов я окажусь в тюрьме. Она загнала меня в угол.

Я выписал чек и через стол протянул ей.

– Вот, возьми, – сказал я и сам удивился тому, как спокойно прозвучал мой голос. – А сейчас хочу предупредить. Ты права, я действительно решил убить тебя. Рано или поздно ты окажешься в моих руках, и все будет кончено.

Римма снова захихикала.

– Рассуждаешь, как в кинофильме. Запомни-ка лучше вот что: первого числа следующего месяца мне нужны тридцать тысяч. Если ты не переведешь деньги, я больше не стану к тебе обращаться, а сразу пойду в полицию.

Я встал и уголком глаза заметил, что приятель Риммы тоже поднялся.

– Не пеняй потом, что я не предупреждал тебя, – произнес я, повернулся и направился через бар к ряду кабинок с телефонами-автоматами. Позвонив в больницу, я сообщил дежурной сестре, что еду домой.

– Одну минуточку, мистер Холлидей…

Какая-то нотка в голосе дежурной заставила меня насторожиться. Вполголоса переговорив с кем-то, она снова обратилась ко мне:

– Мистер Холлидей, доктор Вейнборг просит вас приехать. Никаких оснований для беспокойства нет, но он хочет видеть вас как можно скорее.

– Хорошо. Сейчас приеду.

Я вышел из бара, остановил проезжавшее такси и назвал водителю адрес больницы. Когда такси уже трогалось с места, я увидел Римму и ее дружка, направлявшихся к месту стоянки машин. Она смотрела на него и улыбалась; он тоже не спускал с нее жадного взгляда.